дышу на ощупь, зубами слушаю звуки
Писать что-то новое лень и здоровье, поэтому будут старые исполнения с Бличе-фестов разных.
Осторожно, там один почти гет и две почти ыНЦы...
Ренджи/Ичиго сводные братья, оберегать "младшенького", втайне мечтая завалить его в постель и сделать страшно-неприличное. Юст или рейтинг, без особого ангста.Ренджи/Ичиго сводные братья, оберегать "младшенького", втайне мечтая завалить его в постель и сделать страшно-неприличное.
Хренак! И дверь, и так шатающаяся на петлях, захлопывается со всей дури. Ренджи, пытающийся готовиться к сессии, вздрагивает и смотрит на возмущенного донельзя младшенького, который запер их комнату изнутри и стоит, пытается отдышаться. Чертова мелочь...
- Ну, что на этот раз? - слышит рыжий подросток, у которого перед глазами какая-то муть кровавая от ярости. Ичиго трясет головой и подсаживается к старшему: комната у них одна, а кровати разные. На своей как раз и развалился Ренджи, делающий вид, что всячески читает что-то безумно важное. Ичиго вздохнул.
- Все то же самое...
- Опять? Ну, хочешь, я с ним поговорю? - Ренджи потягивается, отбрасывает учебник в сторону, и сгребает "братишку" в широкие неуклюжие объятия. Тот не трепыхается уже, просто затихает, успокаивается... А Ренджи опять погружается в свои мысли, которые бегают по кругу, вот уже который день...
* * *
Когда отец Ренджи объявил своему единственному сыну, что женится, и у него теперь будет сводный младший брат, тот только пожал плечами: практически все его свободное время занимал университет. Чтобы идти по стопам отца, и добиться его же уважения, Ренджи приходилось работать с утра до вечера над книгами и учебниками - Кучики Бьякуя лени и распущенности наследника отнюдь не поощрял. Тем более, что новая жена - смешливая светловолосая женщина очаровала его самого какой-то ненавязчивой простотой в общении и тактом, который Ренджи не мог не ценить. Она не требовала от него ничего, и даже не стремилась уменьшать дистанцию, понимая, что ее новому "сыну" надо бы привыкнуть к ней, и предоставляла это ему самому. А вот с ее сыном - когда-то Куросаки Ичиго - были проблемы.
Нет, внешне все выглядело ожидаемо, как во многих семьях, стремящихся слиться из двух в одну - Ичиго просто никак не мог научиться не отстаивать свое мнение перед отцом. И Ренджи раз за разом пытался взывать сначала к логике и пониманию отца, потом к разуму нового родственника, успокаивал, приносил еду в комнату, когда его оставляли без ужина, закрывал окна, когда тот пытался сбежать куда-то посреди ночи, помогал с математикой, чтобы тот не сердил отца еще и плохими оценками... и постепенно привык к подростку - всего на несколько лет его младше, который так беззастенчиво отхватил себе кусок его привязанности.
Тот приваливался к нему, когда сопел над физикой, ел с его тарелки, когда они оставались наедине, брал его плеер, чтобы узнать, что слушает старший, даже большие ему шмотки пытался носить, подворачивая, мотивируя это тем, что они удобнее. И выглядел так трогательно... Потому что мать - его, его мать - была целиком (так думал и чувствовал мнительный паренек) на стороне человека, который теперь считается их отцом. И у него, Ичиго, есть только он, он, Ренджи, целиком его поддерживающий, понимающий и ничего от него не требующий... Брат. И Ичиго хмурился, но старательно пытался не быть в тягость своему нии-сану... до очередных семейных скандалов, когда рыжий опять что-то забывал сделать или сказать правильно. А Ренджи старался изжить еще одну проблему, о которой не догадывался никто.., он безуспешно пытался игнорировать собственное неуклонно растущее чувство иррациональной привязанности. С нескладному, хмурому, свободолюбивому, дерзкому подростку... который в свою очередь пытался завоевать его уважение - но не больше.
* * *
Было что-то завораживающее в нем, в этих отношениях, в недогадливости парнишки... Рыжие лохмы, ключицы, виднеющиеся в вырезе майки, тонкая скула, в которую сейчас он утыкался носом, и сильные руки, которые тот доверчиво сложил на груди старшего. Ренджи проследил взглядом как тот прикусил губу, сглотнул и отстранился:
- Ну так что?
- Нет, не надо... - вздохнул Ичиго. - У тебя с ним тоже проблемы будут, не хочу. Жалко ты меня тогда остановил...
А вот это уже начинало надоедать. Сколько раз они уже обсуждали эту тему? Ренджи встряхнул подростка и жестко - максимально жестко - произнес:
- Никуда ты не пойдешь, понял? Я тебя никуда не отпущу!
Ичиго тут же ощетинился, что случалось с ним нечасто:
- Значит, и ты мне будешь приказывать, что делать? Хватит с меня того, что он постоянно решает и за меня, и за мою мать!
- Ты же понимаешь... - как Ренджи устал от этих бесплодных разговоров.
- Понимаю! Все, кроме того, что кто-то имеет право мной командовать. Я не считаю нужным подчиняться ему. Когда он неправ. И всем остальным тоже. Ом?
- Достал. Как. Же. Ты. Меня. Достал. - Ренджи обрушился всем своим весом на брата. Младшего брата. О котором так заботился. И продолжил, нависнув над ним, пытаясь донести до него - взглядом во взгляд. - Ты понимаешь, что некоторые просят от тебя чего-то, потому что ты им нужен? Дорог? Они хотят тебе счастья?
- Никому я не нужен, - максимализм такой детский. Правда... которая не является правдой. - Даже мама, и та...
- А я?
- А ты... - обида все еще горела в карих глазах - ты мне даже не родственник.
Ренджи выдохнул, решившись, и прошептал, негромко, но твердо:
- Знал бы ты, как я этому сейчас рад...
- Что? - возмущением Куросаки можно было задохнуться... но Ренджи предпочел задохнуться от нехватки воздуха... после поцелуя.
Заткнуть его, наконец. Показать, что он, Ичиго, нужен. Взлохматить волосы. Прикусить шею. Потереться телом о тело. Выдохнуть в приоткрытый от удивления рот:
- Никуда я тебя не отпущу... Понял?
Пробежаться пальцами по ребрам. Ощутить тонкость кожи под ладонями. Позволить перевернуть себя на спину и ощутить на своих бедрах тяжесть чужих ног, обхватывающих тесно и по-собственнически.
- Я сейчас ничего не понял... Но, думаю, объяснить тебе мне это придется.
fem!Гриммджо/Улькиорра. Во время самоволки в генсей Гриммджо узнает о феминизме и решает отстаивать свое право "быть сверху".fem!Гриммджо/Улькиорра. Во время самоволки в генсей Гриммджо узнает о феминизме и решает отстаивать свое право "быть сверху".
Ленивая грация этой женщины завораживала. Завораживала настолько, что у Улькиорры язык не поворачивался назвать ее мусором, когда она так, вольготно потягиваясь, занимала большую часть его постели.
Зачем она тут - смысла спрашивать не было: она приходила когда вздумается, брала то, что хотела и уходила, когда считала нужным. Взбалмошность Гриммджоу не могли исправить ни беседы с Тоусеном, ни укоризненные взгляды Айзена-сама, ни его, Улькиорры, показательно болезненные серо. Секста Эспада оставалась Секстой Эспадой - импульсивной, страстной, чувственной... и жадной. И когда она вбила себе в голову, что хочет именно его, Кварте по здоровом размышлении оставалось только уступить ее желанию - объяснения, противоречащие ее требованиям, Гриммджоу игнорировала принципиально. А убить ее не позволил бы Айзен-сама.
Поэтому Улькиорре приходилось удовлетворять нескончаемые желания этой женщины, пока... Пока однажды она не пришла в его кровать странно сосредоточенная. Шиффер уже знал - раз она тут, спать ей хочется меньше всего. Но вместо того, чтобы раздраженно и нетерпеливо позвать его, заставить нависнуть над собой и увлеченно-развратно отдаться собственной похоти, она, так и не соизволив раздеться, о чем-то размышляла, раздраженно теребя испачканный где-то оби.
- Женщина, ты собираешься сегодня спать? Если нет, то освободи мою постель.
Гриммджоу возмущенно фыркнула и мгновенно осталась практически без одежды, повторив ту же операцию с изрядно ошарашенным Улькиоррой. Тот даже позволил себя повалить и усесться сверху, прежде чем абсолютно нейтрально поинтересовался, пока его шею основательно и настойчиво расцеловывали, зафиксировав намертво:
- А не много ли ты себе позволяешь? Если это результат очередной прогулки в мир живых и употребления запрещенных Айзеном-сама препаратов, то я мол...
- Да заткнись ты со своим Айзеном! Ну да, я сегодня гуляла. И прикинь, Ильфорте надыбал в какой-то халупе странную книжку. Короче, оказывается на грунте есть такая хрень забавная, феминизм называется.
- Хм... И как это относится к твоему поведению?
- Короче, фишка в том, что женщины равны мужчинам. А у нас, в Уэко, фигня какая-то отсталая... Ни женской ассоциации, ни честного распределения номеров... Даже в сексе, и то мы снизу. Завтра я выскажу Айзену, что он не прав, у нас тоже есть эти... гражданские свободы, а пока буду держать лицо как прогрессивная женщина. Так что не рыпайся, теперь я буду сверху!
И довольная Гриммджоу вернулась к прерванному занятию. А Улькиорра даже не попытался ей помешать, надеясь успеть до утра придумать как спасти место шестой в Эспаде от перестановки кадров, а Айзена Соуске от сердечного приступа...
Исида/Орихиме. Кончившееся терпение "Я устал играть в рыцаря!" Н-Исида/Орихиме. Кончившееся терпение "Я устал играть в рыцаря!" Н-
Солнечный день. Неяркий свет, оттеняющий цвет волос его спутницы. Они идут, молча, думая каждый о своем, идут, рядом и невозможно далеко. Симпатичная девушка, напевающая себе что-то под нос и беззаботно размахивающая сумкой, привлекательный юноша, периодически окидывающий ее пристальным взглядом. Одноклассники. Накама. Герои войны за мир во всем мире. Рыцарь... и не его принцесса.
Иноуе не глупа, уверен Исида. Но она женщина, и слабости позволительны ей. Он смотрит на нее, и видит в ее глазах, как в зеркале, отражение собственных иллюзий. Ее больная и безнадежная привязанность нелепа, нежизнеспособна. Его навязчивость - тем более. Он любит ту, которая никогда этого не заметит, так же как та любит неспособного ответить на ее чувства. Больно и смешно. И поделом.
Он мужчина, и жить, надеясь, что его иллюзии в один нереально далекий момент обретут плоть, глупо и недостойно. Сильные могут смотреть правде в глаза. И он сможет.
Он доводит Иноуе до ее перекрестка (сколько уже раз им было по пути?) и невыразительно улыбается на то, как она машет ему рукой. Он не провожает ее взглядом, как делал это тысячи раз. Нет.
- Месяц, год, один, второй... И ничего, абсолютно ничего не изменилось.А я уже устал играть в рыцаря, - говорит он себе, жестко, словно убеждая себя, чеканя шаг навстречу собственному дому. - Рыцаря, служащего бескорыстно и беззаветно. Рыцаря, сквозь которого можно смотреть. Рыцаря... верного, но абсолютно ненужного. Я устал играть в рыцаря... Я просто устал.
Ренджи/Ичиго, Ренджи - только что разведенный бизнесмен, Ичиго - шлюшка на одну ночь. "Это безумие..."Ренджи/Ичиго, Ренджи - только что разведенный бизнесмен, Ичиго - шлюшка на одну ночь. "Это безумие..."
Ему трудно дышать. Боль, которую не может притупить ни алкоголь, ни секс, тяжесть чужого тела на собственных бедрах, руки, царапающие его плечи, стоны, заглушающие его собственное дыхание. Прикрыть глаза и наблюдать как полупьяный подросток лихорадочно трахает себя им, Ренджи. Вверх, вниз, сжимаясь до упора и выстанывая что-то несвязное, трется собственной грудью о грудь, выгибается, отдается... нет, просто отдает, отбрасывает, словно ненужную шелуху, не потому что ему, Абараи, а потому что - случилось так. С ним.
- Трахнешь меня?
Невозможно так предлагать себя - хмуро и развратно одновременно. Невозможно виснуть на чужом плече, сохраняя невозмутимость и достоинство, невозможно целоваться отчаянно и самозабвенно, одновременно с этим умудряясь выглядеть почти целомудренно. Невозможно отдаваться первому встречному, пойманному в ночном клубе, словно священнодействовать.
Вдох, выдох. Ренджи смотрит, смотрит... Узкие, но сильные ладони на грудь, расширенные зрачки, не отпускающие взгляд, и похоть, переплавляющая ночь в что-то бесконечно нереальное. Прикушенная самому себе до крови губа, красная капелька на ключице, напряженные мускулы, перекатывающиеся под неприлично белой кожей. Плоский живот, талия, сама просящаяся в ладони, узкие бедра, принимающие в себя его... так не похоже. И не будет похоже на его прежнюю размеренную и степенную "по любви" семейную жизнь.
Ренджи ловит себя на мысли, что видит этого паренька не шлюхой на один раз, как оно в сущности и есть, а как трофей этой безумно долгой и омерзительно пьяной ночи. Огонь во всем - движениях, жестах, волосах, глазах, наконец... Огонь, который невозможно отпустить. Даже если с ним больно. С ним должно быть больно.
- Это только на одну ночь! - напоминает Абараи себе.
Его партнера ломает оргазм, почти тут же, от осознания того, что мальчишка отдался ему, кончает и Ренджи. В него, в рыже-безумно-огненного кончает.
- Трахни меня. Сам. - шепчет через пару минут, дробящихся на бесконечные рваные выдохи, слишком активный подросток, откидывая с глаз длинную челку, и слазит с него, меняя позу. Выгибается, растягиваясь рядом, улыбаясь голодно и развратно, подставляется... требует.
- Это безумие... - шепчет Ренджи, склоняясь лицом к лицу. Рыжее тонет в красном, боль поглощается жаждой, у него снова стоит, и он снова хочет. Входит, ласкает, берет. Ему отдают... отдаются. Открыв глаза, улыбаясь криво и хмуро одновременно, сжимаясь вокруг, сжимая мир до одной точки. Самой горячей, самой огненной. Самой рыжей на свете. И Ренджи слепнет, и все-таки забывает и боль, мешающую дышать, и дышать он тоже забывает. Он помнит только амплитуду - от высшей точки сумасшествия... к еще более высшей. Пока наконец не теряется и в этом, оглушенный удовольствием.
- Это безумие... - повторяет он рыжей макушке, под утро наконец успокоившейся у него груди. Кажется, с ним абсолютно и полностью согласны.
Осторожно, там один почти гет и две почти ыНЦы...
Ренджи/Ичиго сводные братья, оберегать "младшенького", втайне мечтая завалить его в постель и сделать страшно-неприличное. Юст или рейтинг, без особого ангста.Ренджи/Ичиго сводные братья, оберегать "младшенького", втайне мечтая завалить его в постель и сделать страшно-неприличное.
Хренак! И дверь, и так шатающаяся на петлях, захлопывается со всей дури. Ренджи, пытающийся готовиться к сессии, вздрагивает и смотрит на возмущенного донельзя младшенького, который запер их комнату изнутри и стоит, пытается отдышаться. Чертова мелочь...
- Ну, что на этот раз? - слышит рыжий подросток, у которого перед глазами какая-то муть кровавая от ярости. Ичиго трясет головой и подсаживается к старшему: комната у них одна, а кровати разные. На своей как раз и развалился Ренджи, делающий вид, что всячески читает что-то безумно важное. Ичиго вздохнул.
- Все то же самое...
- Опять? Ну, хочешь, я с ним поговорю? - Ренджи потягивается, отбрасывает учебник в сторону, и сгребает "братишку" в широкие неуклюжие объятия. Тот не трепыхается уже, просто затихает, успокаивается... А Ренджи опять погружается в свои мысли, которые бегают по кругу, вот уже который день...
* * *
Когда отец Ренджи объявил своему единственному сыну, что женится, и у него теперь будет сводный младший брат, тот только пожал плечами: практически все его свободное время занимал университет. Чтобы идти по стопам отца, и добиться его же уважения, Ренджи приходилось работать с утра до вечера над книгами и учебниками - Кучики Бьякуя лени и распущенности наследника отнюдь не поощрял. Тем более, что новая жена - смешливая светловолосая женщина очаровала его самого какой-то ненавязчивой простотой в общении и тактом, который Ренджи не мог не ценить. Она не требовала от него ничего, и даже не стремилась уменьшать дистанцию, понимая, что ее новому "сыну" надо бы привыкнуть к ней, и предоставляла это ему самому. А вот с ее сыном - когда-то Куросаки Ичиго - были проблемы.
Нет, внешне все выглядело ожидаемо, как во многих семьях, стремящихся слиться из двух в одну - Ичиго просто никак не мог научиться не отстаивать свое мнение перед отцом. И Ренджи раз за разом пытался взывать сначала к логике и пониманию отца, потом к разуму нового родственника, успокаивал, приносил еду в комнату, когда его оставляли без ужина, закрывал окна, когда тот пытался сбежать куда-то посреди ночи, помогал с математикой, чтобы тот не сердил отца еще и плохими оценками... и постепенно привык к подростку - всего на несколько лет его младше, который так беззастенчиво отхватил себе кусок его привязанности.
Тот приваливался к нему, когда сопел над физикой, ел с его тарелки, когда они оставались наедине, брал его плеер, чтобы узнать, что слушает старший, даже большие ему шмотки пытался носить, подворачивая, мотивируя это тем, что они удобнее. И выглядел так трогательно... Потому что мать - его, его мать - была целиком (так думал и чувствовал мнительный паренек) на стороне человека, который теперь считается их отцом. И у него, Ичиго, есть только он, он, Ренджи, целиком его поддерживающий, понимающий и ничего от него не требующий... Брат. И Ичиго хмурился, но старательно пытался не быть в тягость своему нии-сану... до очередных семейных скандалов, когда рыжий опять что-то забывал сделать или сказать правильно. А Ренджи старался изжить еще одну проблему, о которой не догадывался никто.., он безуспешно пытался игнорировать собственное неуклонно растущее чувство иррациональной привязанности. С нескладному, хмурому, свободолюбивому, дерзкому подростку... который в свою очередь пытался завоевать его уважение - но не больше.
* * *
Было что-то завораживающее в нем, в этих отношениях, в недогадливости парнишки... Рыжие лохмы, ключицы, виднеющиеся в вырезе майки, тонкая скула, в которую сейчас он утыкался носом, и сильные руки, которые тот доверчиво сложил на груди старшего. Ренджи проследил взглядом как тот прикусил губу, сглотнул и отстранился:
- Ну так что?
- Нет, не надо... - вздохнул Ичиго. - У тебя с ним тоже проблемы будут, не хочу. Жалко ты меня тогда остановил...
А вот это уже начинало надоедать. Сколько раз они уже обсуждали эту тему? Ренджи встряхнул подростка и жестко - максимально жестко - произнес:
- Никуда ты не пойдешь, понял? Я тебя никуда не отпущу!
Ичиго тут же ощетинился, что случалось с ним нечасто:
- Значит, и ты мне будешь приказывать, что делать? Хватит с меня того, что он постоянно решает и за меня, и за мою мать!
- Ты же понимаешь... - как Ренджи устал от этих бесплодных разговоров.
- Понимаю! Все, кроме того, что кто-то имеет право мной командовать. Я не считаю нужным подчиняться ему. Когда он неправ. И всем остальным тоже. Ом?
- Достал. Как. Же. Ты. Меня. Достал. - Ренджи обрушился всем своим весом на брата. Младшего брата. О котором так заботился. И продолжил, нависнув над ним, пытаясь донести до него - взглядом во взгляд. - Ты понимаешь, что некоторые просят от тебя чего-то, потому что ты им нужен? Дорог? Они хотят тебе счастья?
- Никому я не нужен, - максимализм такой детский. Правда... которая не является правдой. - Даже мама, и та...
- А я?
- А ты... - обида все еще горела в карих глазах - ты мне даже не родственник.
Ренджи выдохнул, решившись, и прошептал, негромко, но твердо:
- Знал бы ты, как я этому сейчас рад...
- Что? - возмущением Куросаки можно было задохнуться... но Ренджи предпочел задохнуться от нехватки воздуха... после поцелуя.
Заткнуть его, наконец. Показать, что он, Ичиго, нужен. Взлохматить волосы. Прикусить шею. Потереться телом о тело. Выдохнуть в приоткрытый от удивления рот:
- Никуда я тебя не отпущу... Понял?
Пробежаться пальцами по ребрам. Ощутить тонкость кожи под ладонями. Позволить перевернуть себя на спину и ощутить на своих бедрах тяжесть чужих ног, обхватывающих тесно и по-собственнически.
- Я сейчас ничего не понял... Но, думаю, объяснить тебе мне это придется.
fem!Гриммджо/Улькиорра. Во время самоволки в генсей Гриммджо узнает о феминизме и решает отстаивать свое право "быть сверху".fem!Гриммджо/Улькиорра. Во время самоволки в генсей Гриммджо узнает о феминизме и решает отстаивать свое право "быть сверху".
Ленивая грация этой женщины завораживала. Завораживала настолько, что у Улькиорры язык не поворачивался назвать ее мусором, когда она так, вольготно потягиваясь, занимала большую часть его постели.
Зачем она тут - смысла спрашивать не было: она приходила когда вздумается, брала то, что хотела и уходила, когда считала нужным. Взбалмошность Гриммджоу не могли исправить ни беседы с Тоусеном, ни укоризненные взгляды Айзена-сама, ни его, Улькиорры, показательно болезненные серо. Секста Эспада оставалась Секстой Эспадой - импульсивной, страстной, чувственной... и жадной. И когда она вбила себе в голову, что хочет именно его, Кварте по здоровом размышлении оставалось только уступить ее желанию - объяснения, противоречащие ее требованиям, Гриммджоу игнорировала принципиально. А убить ее не позволил бы Айзен-сама.
Поэтому Улькиорре приходилось удовлетворять нескончаемые желания этой женщины, пока... Пока однажды она не пришла в его кровать странно сосредоточенная. Шиффер уже знал - раз она тут, спать ей хочется меньше всего. Но вместо того, чтобы раздраженно и нетерпеливо позвать его, заставить нависнуть над собой и увлеченно-развратно отдаться собственной похоти, она, так и не соизволив раздеться, о чем-то размышляла, раздраженно теребя испачканный где-то оби.
- Женщина, ты собираешься сегодня спать? Если нет, то освободи мою постель.
Гриммджоу возмущенно фыркнула и мгновенно осталась практически без одежды, повторив ту же операцию с изрядно ошарашенным Улькиоррой. Тот даже позволил себя повалить и усесться сверху, прежде чем абсолютно нейтрально поинтересовался, пока его шею основательно и настойчиво расцеловывали, зафиксировав намертво:
- А не много ли ты себе позволяешь? Если это результат очередной прогулки в мир живых и употребления запрещенных Айзеном-сама препаратов, то я мол...
- Да заткнись ты со своим Айзеном! Ну да, я сегодня гуляла. И прикинь, Ильфорте надыбал в какой-то халупе странную книжку. Короче, оказывается на грунте есть такая хрень забавная, феминизм называется.
- Хм... И как это относится к твоему поведению?
- Короче, фишка в том, что женщины равны мужчинам. А у нас, в Уэко, фигня какая-то отсталая... Ни женской ассоциации, ни честного распределения номеров... Даже в сексе, и то мы снизу. Завтра я выскажу Айзену, что он не прав, у нас тоже есть эти... гражданские свободы, а пока буду держать лицо как прогрессивная женщина. Так что не рыпайся, теперь я буду сверху!
И довольная Гриммджоу вернулась к прерванному занятию. А Улькиорра даже не попытался ей помешать, надеясь успеть до утра придумать как спасти место шестой в Эспаде от перестановки кадров, а Айзена Соуске от сердечного приступа...
Исида/Орихиме. Кончившееся терпение "Я устал играть в рыцаря!" Н-Исида/Орихиме. Кончившееся терпение "Я устал играть в рыцаря!" Н-
Солнечный день. Неяркий свет, оттеняющий цвет волос его спутницы. Они идут, молча, думая каждый о своем, идут, рядом и невозможно далеко. Симпатичная девушка, напевающая себе что-то под нос и беззаботно размахивающая сумкой, привлекательный юноша, периодически окидывающий ее пристальным взглядом. Одноклассники. Накама. Герои войны за мир во всем мире. Рыцарь... и не его принцесса.
Иноуе не глупа, уверен Исида. Но она женщина, и слабости позволительны ей. Он смотрит на нее, и видит в ее глазах, как в зеркале, отражение собственных иллюзий. Ее больная и безнадежная привязанность нелепа, нежизнеспособна. Его навязчивость - тем более. Он любит ту, которая никогда этого не заметит, так же как та любит неспособного ответить на ее чувства. Больно и смешно. И поделом.
Он мужчина, и жить, надеясь, что его иллюзии в один нереально далекий момент обретут плоть, глупо и недостойно. Сильные могут смотреть правде в глаза. И он сможет.
Он доводит Иноуе до ее перекрестка (сколько уже раз им было по пути?) и невыразительно улыбается на то, как она машет ему рукой. Он не провожает ее взглядом, как делал это тысячи раз. Нет.
- Месяц, год, один, второй... И ничего, абсолютно ничего не изменилось.А я уже устал играть в рыцаря, - говорит он себе, жестко, словно убеждая себя, чеканя шаг навстречу собственному дому. - Рыцаря, служащего бескорыстно и беззаветно. Рыцаря, сквозь которого можно смотреть. Рыцаря... верного, но абсолютно ненужного. Я устал играть в рыцаря... Я просто устал.
Ренджи/Ичиго, Ренджи - только что разведенный бизнесмен, Ичиго - шлюшка на одну ночь. "Это безумие..."Ренджи/Ичиго, Ренджи - только что разведенный бизнесмен, Ичиго - шлюшка на одну ночь. "Это безумие..."
Ему трудно дышать. Боль, которую не может притупить ни алкоголь, ни секс, тяжесть чужого тела на собственных бедрах, руки, царапающие его плечи, стоны, заглушающие его собственное дыхание. Прикрыть глаза и наблюдать как полупьяный подросток лихорадочно трахает себя им, Ренджи. Вверх, вниз, сжимаясь до упора и выстанывая что-то несвязное, трется собственной грудью о грудь, выгибается, отдается... нет, просто отдает, отбрасывает, словно ненужную шелуху, не потому что ему, Абараи, а потому что - случилось так. С ним.
- Трахнешь меня?
Невозможно так предлагать себя - хмуро и развратно одновременно. Невозможно виснуть на чужом плече, сохраняя невозмутимость и достоинство, невозможно целоваться отчаянно и самозабвенно, одновременно с этим умудряясь выглядеть почти целомудренно. Невозможно отдаваться первому встречному, пойманному в ночном клубе, словно священнодействовать.
Вдох, выдох. Ренджи смотрит, смотрит... Узкие, но сильные ладони на грудь, расширенные зрачки, не отпускающие взгляд, и похоть, переплавляющая ночь в что-то бесконечно нереальное. Прикушенная самому себе до крови губа, красная капелька на ключице, напряженные мускулы, перекатывающиеся под неприлично белой кожей. Плоский живот, талия, сама просящаяся в ладони, узкие бедра, принимающие в себя его... так не похоже. И не будет похоже на его прежнюю размеренную и степенную "по любви" семейную жизнь.
Ренджи ловит себя на мысли, что видит этого паренька не шлюхой на один раз, как оно в сущности и есть, а как трофей этой безумно долгой и омерзительно пьяной ночи. Огонь во всем - движениях, жестах, волосах, глазах, наконец... Огонь, который невозможно отпустить. Даже если с ним больно. С ним должно быть больно.
- Это только на одну ночь! - напоминает Абараи себе.
Его партнера ломает оргазм, почти тут же, от осознания того, что мальчишка отдался ему, кончает и Ренджи. В него, в рыже-безумно-огненного кончает.
- Трахни меня. Сам. - шепчет через пару минут, дробящихся на бесконечные рваные выдохи, слишком активный подросток, откидывая с глаз длинную челку, и слазит с него, меняя позу. Выгибается, растягиваясь рядом, улыбаясь голодно и развратно, подставляется... требует.
- Это безумие... - шепчет Ренджи, склоняясь лицом к лицу. Рыжее тонет в красном, боль поглощается жаждой, у него снова стоит, и он снова хочет. Входит, ласкает, берет. Ему отдают... отдаются. Открыв глаза, улыбаясь криво и хмуро одновременно, сжимаясь вокруг, сжимая мир до одной точки. Самой горячей, самой огненной. Самой рыжей на свете. И Ренджи слепнет, и все-таки забывает и боль, мешающую дышать, и дышать он тоже забывает. Он помнит только амплитуду - от высшей точки сумасшествия... к еще более высшей. Пока наконец не теряется и в этом, оглушенный удовольствием.
- Это безумие... - повторяет он рыжей макушке, под утро наконец успокоившейся у него груди. Кажется, с ним абсолютно и полностью согласны.
@темы: однострочники, Bleach, fanfiction
-
-
13.12.2011 в 01:42-
-
13.12.2011 в 02:20-
-
13.12.2011 в 19:34кстати, я решила участвовать в фесте по ФТ...не кидай свою работу, потом узнаю)-
-
14.12.2011 в 08:26-
-
14.12.2011 в 20:37Окей, не буду, мой драгоценный соперник за клевый баннер.))
EL.Se., спасибо! Да, самой нравятся, чесслово, особенно на РенИчи пробило...
-
-
14.12.2011 в 21:00Ну что ж, соперник) Удачи тебе ^^
мой драгоценный соперник за клевый баннер.))
вот и раскрылась истинная причина того, какого фига мы пишем фанфики на эти фесты)))
-
-
14.12.2011 в 21:22вот и раскрылась истинная причина того, какого фига мы пишем фанфики на эти фесты)))
А то!
-
-
14.12.2011 в 21:33А то!
и вправду))))Ну я вечно за баннеры с надписью - 1 место и мой ник XDDD
-
-
14.12.2011 в 21:34-
-
14.12.2011 в 21:46-
-
27.02.2012 в 08:24-
-
27.02.2012 в 11:44ОТП же! Ну, после ИчиИси.))